Форум » Культура, медицина и прочее » Альма Малер-Верфель » Ответить
Альма Малер-Верфель
Jenny: Альма Мария Малер-Верфель (нем. Alma Maria Mahler-Werfel, урождённая Шиндлер (нем. Schindler), 31 августа 1879, Вена — 11 декабря 1964, Нью-Йорк) — австрийская деятельница искусства и литературы, известная личность на культурной сцене первой половины XX в., супруга и спутница жизни многих творческих людей: композитора Густава Малера, художника Оскара Кокошки, архитектора Вальтера Гропиуса и писателя Франца Верфеля. Альма Малер-Верфель - femme fatale 20-го века. ЖЕНЩИНА-ЛЕГЕНДА Что нужно, чтобы стать легендой? Благоприятное стечение обстоятельств, желание прожить незаурядную жизнь, привлекательность, характер, везение? Женщина, вошедшая в историю под именем Альмы Малер-Верфель, легендой сделалась рано, еще не будучи женой ни Густава Малера, ни тем более Франца Верфеля, – когда она была просто дочерью некогда популярного, ныне напрочь забытого художника Эмиля Шиндлера (скончавшегося, когда ей было всего тринадцать лет). «Прекраснейшая девушка Вены» – вот ее первый образ. Она родилась в 1879 году. Вена, юной принцессой которой ей суждено было стать, была еще той невероятной, неповторимой Веной конца и начала XX века, Веной до Первой мировой войны, помешанной на искусстве, на музыке, опере, театре, живописи, литературе. Это определило навсегда жизнь и пристрастия Альмы Шиндлер. Слава художника, музыканта, писателя затмевала для нее любую другую. В ее системе ценностей «великое произведение искусства» стояло на первом месте, все прочее – деньги, влияние, успех, даже, пожалуй, любовь – располагалось где-то под этой единственной сияющей вершиной. Ее собственное музыкальное дарование было, по- видимому, невелико, но дарование Музы, талант вдохновительницы был огромен. Первым, кого она вдохновляла, был художник Густав Климт, ныне, кажется, и в России ставший популярным своими изысканными, изломанными, декадентскими, прелестными фантазиями, улыбками томных дам. Климт преследовал ее, тогда еще семнадцатилетнюю, своими ухаживаниями, ездил вслед за ее семьей, путешествовавшей по Италии, тайком встречался с нею в темных венецианских проулках и все умолял ее прийти без провожатых в его мастерскую. Альма отвечала на его ухаживания благосклонно, готова была целоваться с ним сколько угодно – но последнего, как тогда говорилось, рокового шага не сделала. Среда, в которой она выросла, была богемной и артистической, нравы – вольными, но представления о морали оставались, конечно, вполне «буржуазными»: девственность считалась сокровищем, которое следовало беречь до законного брака как зеницу ока, какие бы ни манили соблазны. А соблазны были, и жажда Эроса, говоря опять-таки языком того времени, владела нашей героиней всю жизнь. [more]ГУСТАВ МАЛЕР Таково начало легенды. За ним ничего могло и не последовать, если бы на жизненном пути Альмы не появился Густав Малер, один из величайших гениев XX века, его, быть может, высшее музыкальное воплощение. Малеру в 1901-м был сорок один год, Альме – двадцать два. Малер был в ту пору «звездой», но – вот одна из тех причуд славы, которые так мучительно усложняют жизнь великих людей, – вовсе не в качестве композитора. Его симфонии вызывали изумление, оторопь, нередко и негодование публики. Людей, понимавших их, становилось все больше, но они все еще составляли избранное меньшинство, своего рода тайный клуб, разбросанный по всему свету, от Санкт-Петербурга до Нью-Йорка. А слава была другая – слава дирижера, директора знаменитой Венской оперы (должность в Австро-Венгерской империи наипочетнейшая). Великий дирижер, который на досуге, в летние месяцы, пописывает еще и какую-то заумную музыку, – вот та легенда, с которой Малеру приходилось жить. Легко представить себе, как ему это могло нравиться. Замечательно, что Альма, в которую он влюбился при первой же встрече – и влюбился, по-видимому, «смертельно» (в буквальном, как оказалось впоследствии, смысле), Альма, ответившая на его влюбленность и очень быстро согласившаяся на брак, очарована и покорена была блеском именно его дирижерской славы, его положением в музыкальных «эмпиреях» империи. Его музыка до конца дней осталась для нее непонятной. Вот первое из противоречий, отравивших всю ее жизнь – из противоречий, как кажется, сотканную. Между тем первым условием, которое поставил ей Малер, был ее собственный отказ от сочинения музыки (она успела в девичестве написать несколько песен на стихи любимых поэтов) – на этом ее композиторская карьера обрывается. «Как ты себе это представляешь, – писал ей Малер в потрясающем предсвадебном письме, – два композитора в доме! Смотри на мою музыку как на свою... У тебя отныне должно быть только одно призвание – делать меня счастливым!» Удивительно, что она не бежала из-под венца. Все-таки не бежала. Понимала, может быть, уже в свои двадцать два года, что ей навсегда суждено светить отраженным светом. Малер был человек крайне нервный и деспотичный. В гости он не ходил, времени на светские беседы не тратил. Томас Манн в одном письме говорит об «изнуряюще интенсивной личности» Малера... Распорядок дня у молодоженов был такой. Малер вставал в семь, одевался, завтракал, садился за рабочий стол, в девять часов уходил в оперу. Когда наступало время обеда, его секретарь звонил Альме с сообщением, что господин директор вышел. Это значило, что он через пятнадцать минут будет дома. Дойдя до дома, господин директор звонил в звонок и начинал подниматься по лестнице. За это время дымящийся суп должен был быть внесен в столовую и входная дверь – открыта, чтобы ему не нужно было терять время на поиски ключей в кармане. За обедом разговаривать не полагалось – у композитора могли появиться в голове мелодии и мысли, которые страшно было спугнуть. После обеда – короткая прогулка с женой в Бельведере. Потом опять опера, где Малер или сам дирижировал, или следил за представлением из директорской ложи. Ужин, сон, на другой день – то же самое. Для сочинения музыки такой режим времени не оставлял: Малер, увы, мог работать над своими симфониями только летом, обычно на каком-нибудь из многочисленных австрийских озер. Летом 1902 года, в первое лето после их свадьбы, была закончена «Пятая», любимейшая симфония многих – к каковым и я себя причисляю – обожателей Малера, самая, может быть, светлая и «счастливая» из его симфоний. Альма счастливой, разумеется, не была: дневники ее превращаются временами в сплошной вопль отчаяния. СКАЧОК ВО ВРЕМЕНИ Франц Верфель, третий и последний муж нашей героини, знаменитейший в свое время (теперь, странным образом, полузабытый) поэт, романист, драматург, умер сравнительно рано, в пятьдесят пять лет, в 1945 году в Калифорнии, где, как и многие другие немецкие и австрийские писатели, жил, убежав в Новый Свет из охваченной нацизмом и войной Европы. Великий его коллега Томас Манн вспоминает о его похоронах: «Было огромное количество цветов, присутствовало множество писателей и музыкантов. Не было только вдовы – вдовы Малера и вот теперь, значит, Верфеля. «Я никогда при этом не присутствую», – заявила эта великолепная дама. Слова эти так тронули меня своей комической подлинностью, что, стоя у гроба, я сам не знал, что меня сотрясает – рыдания или смех». Не появившись на похоронах, «великолепная дама» потребовала, тем не менее, как пишет все тот же Томас Манн, «для энергичной проверки» рукопись надгробной речи, которую должен был произнести некий католический священник, друг дома Верфелей, причем потребовала ее «в последнюю минуту», так что штатный органист американской похоронной фирмы все играл и играл на своем органе, дожидаясь, когда речи наконец начнутся, играл все менее уверенно, впервые в жизни, наверное, оказавшись в такой ситуации. «Никогда не присутствую...» А возможностей «поприсутствовать» было, увы, достаточно. Смерть странным и страшным образом пронизывает собой всю ее долгую, восьмидесятипятилетнюю жизнь: смерть детей, смерть мужей. От брака с Малером родились две дочери: в 1902 году Мария, в 1904-м – Анна (единственная пережившая свою мать). Старшей было отпущено четыре года и несколько месяцев жизни: летом 1907-го она умирает от тогда еще неизлечимой дифтерии. Биографы в этой связи всегда вспоминают малеровские, написанные в 1901 и 1904 годах к ужасу Альмы, «Песни об умерших детях». Судьба и в самом деле, по-видимому, таких песенок не прощает... После этой смерти и жизнь самого Малера начинает клониться к упадку: в том же 1907 году врачи обнаруживают у него неизлечимую болезнь сердца. В это же время, не выдержав направленной против него отчетливо антисемитской кампании в прессе, Малер оставляет пост директора Венской оперы и начинает каждый год на несколько месяцев ездить в Нью- Йорк, дирижируя в «Метрополитен-опера» и в филармонии. Альма же в 1910 году наконец заводит любовника. Вальтер Гропиус был в ту пору никому не известным молодым архитектором, на четыре года моложе Альмы. Из всех ее знаменитых мужей и любовников только Малер был старше нее, все остальные были моложе: Оскар Кокошка на семь и Франц Верфель на одиннадцать лет. Что до Гропиуса, то он был к моменту их встречи двадцатисемилетним белокурым пруссаком, пленившим Альму молодостью и силой. Основателем знаменитого «Баухауза», создателем, наряду с Ле Корбюзье, современной архитектуры, преобразившей тот мир, в котором мы живем до сих пор, превратившей этот мир, скажем честно, в казарму, ему еще только предстояло сделаться. Его роман с Альмой начинается – романам это свойственно – на курорте; Малер узнает о нем через несколько недель благодаря любовному письму Гропиуса Альме, адресованному – Густаву Малеру. Биографы до сих пор гадают и не могут разгадать сию загадку. Сам Гропиус утверждал впоследствии, что написал имя Малера на конверте «по рассеянности». «Рассеянность» эта имела, по-видимому, цель отвоевать Альму у Малера. Что делает Малер? Он отправляется к доктору Фрейду. МАЛЕР И ФРЕЙД Их единственная встреча произошла в голландском городе Лейдене, где Фрейд проводил отпуск. Классическая психоаналитическая кушетка отсутствовала; все дело свелось к четырехчасовой совместной прогулке. «Я так понимаю, – сказал Фрейд, – что вашу матушку звали Мария. Как же так вышло, что вы женились на женщине с другим именем?» Вопрос, согласимся, странный, но Фрейд на то и Фрейд. Ответ был не менее странным: «Мне всегда хотелось называть Альму ее вторым именем... Мария». Фрейд впоследствии описывал «результаты» своего анализа так: «Альма любила своего отца и потому всегда искала человека такого типа. Возраст Малера, который его самого так страшил, как раз и был тем, что привлекало в нем его жену. А Малер любил свою мать и во всякой женщине искал ее подобие. Его мать была угрюмой страдалицей, именно такой он бессознательно хотел видеть свою жену». Здесь удивительны две вещи. Удивительно, что Фрейд после смерти Малера не постеснялся прислать Альме счет за свою «работу» (за что она его, понятное дело, возненавидела – не потому, что денег было жалко, а потому, что у бесстыдства должны же быть какие-то пределы). Еще более удивительно, что «анализ», столь примитивный, мог показаться самому Малеру «открытием» и «прозрением» и чуть ли не перевернул его жизнь. Его отношения с Альмой, во всяком случае, переворачиваются. Если раньше он в них доминировал, а она ему подчинялась, и вся их жизнь была подчинена его музыке, то теперь, незадолго до смерти, он борется за ее любовь, цепляется за нее, сам чуть ли не сгорает от любви и страсти, открывает, наконец, ее, Альмы, ею самою уже забытые к тому времени музыкальные сочинения, добивается их исполнения, посвящает ей «Восьмую симфонию», а на полях партитуры своей последней, незаконченной «Десятой симфонии» пишет: «Боже, Боже, за что Ты меня оставил?», «Для тебя жить, для тебя умереть, моя Альма...» Альма, когда он и в самом деле – «для нее» – умер, выставила эту партитуру с его восклицаниями в стеклянной витрине в своей гостиной – как охотничий трофей, как доказательство своего окончательного триумфа. Малер умер 18 мая 1911 года. Альма, если верить ее воспоминаниям, самоотверженно, как сиделка, ухаживала за ним до последней минуты. КОКОШКА, ГРОПИУС, ВЕРФЕЛЬ Любила ли она Малера? Как мужчину, кажется, нет: «Я любила его дух, но как мужчина он остался для меня схемой». Ей нужно было доминировать, а не подчиняться. Доминировать она могла бы в браке с Гропиусом – но брак состоялся не сразу. Наоборот, как ни странно, после смерти Малера наступает охлаждение между любовниками, отчуждение, наконец, разрыв. В 1912 году на сцене появляется новый персонаж – художник-экспрессионист Оскар Кокошка, молодой «дикарь», с которым Альма вступает, наверное, в самую бурную связь своей жизни. Кокошка оставил нам несколько ее портретов; на большинстве из них примерно тридцатипятилетняя Альма выглядит тяжелой старухой, с грубо-грустными чертами лица. Здесь дело, впрочем, в общей экспрессионистской манере письма, отнюдь не преображавшей мир красотой, а, наоборот, делавшей мир ужасным, людей – уродами. Сцены ревности происходили непрерывно. Кокошка нередко целые ночи проводил под ее окнами, проверяя, не идет ли к ней кто-нибудь. В мае 1914 года, после очередной ссоры, Альма, беременная от Кокошки, делает аборт; отношения начинают разваливаться. Тем временем Первая мировая война, преобразившая и потрясшая Европу, преображает и жизнь персонажей нашей драмы. И Гропиус, и Кокошка оказываются на фронте; в феврале 1915 года, узнав, что Гропиус лежит в военном госпитале в Берлине, Альма отправляется в столицу германского рейха с целью, как она сама писала в мемуарах, «вновь покорить этого буржуазного сына муз». Что ей, конечно, и удается; примирение происходит столь бурное, что Гропиус, уезжая перед новой отправкой на фронт к родным в Ганновер, чуть не силой втаскивает провожающую его на берлинском вокзале Альму в отходящий поезд. «Я сделалась добычей этого мужчины. Должна признаться, что мне это понравилось». Уже в августе 1915 года они регистрируют брак. Кокошка отомстил ей своеобразно. Он заказал куклу, похожую на Альму, нарядил ее и раскрасил, созвал гостей, а когда все достаточно напились, облил ее красным вином и торжественно отрубил ей голову. На другой день к нему явилась полиция с требованием выдать труп... От брака с Гропиусом родилась дочь Манон, сам же брак продлился недолго. Пока Гропиус продолжает защищать родину и кайзера, Альма знакомится с молодым поэтом-экспрессионистом Францем Верфелем... Другая своеобразнейшая дама столетия, Клэр Голль, жена, а потом вдова франко-немецкого поэта, тоже экспрессиониста, затем дадаиста, друга Верфеля, Ивана Голля, Альму, как и вообще всех на свете, ненавидевшая, рассказывает в своих скандально-скабрезных воспоминаниях, как Верфель, вступив в связь с Альмой, приехал к ней, Клэр, советоваться – жениться ему или нет. «Милый Франц, ей, видно, не хватает писателя в ее коллекции, уж очень она многосторонняя Муза...» Верфель все-таки женился на Альме, правда, позже, после ее развода с Гропиусом, после смерти ее годовалого, то ли от Верфеля, то ли от Гропиуса рожденного, сына Мартина. Затем, уже в тридцатые годы, умерла семнадцатилетняя и любимая дочь Манон – кажется, самое сильное потрясение в жизни Альмы. ПРОТИВОРЕЧИЯ Что они все находили в ней, в конце концов? Красавицей она если и была, то лишь в юности. С годами, скажем честно, она все решительнее превращается в толстую тетку. Алкоголь играл здесь не последнюю роль (злоупотребление ликерами). По свидетельству многих мемуаристов, она уже с утра начинала медленно напиваться... Счастливыми она своих мужчин явно не делала, скорее наоборот. «Кто женится на Альме Малер, должен умереть», – писала с той же ненавистью та же Клэр Голль. Малер умер в 51 год, Верфель – в 55. Гропиус выжил, потому что быстро развелся, Кокошка – потому что вообще не женился (вернее, она за него не вышла). Удивительно, кроме того, вот что. Из трех ее мужей двое-Малер и Верфель – были евреями, сама же Альма, как ни дико это звучит, – завзятой антисемиткой. Дневники ее пестрят омерзительнейшими выпадами против «расово неполноценных» евреев, загубивших якобы ее жизнь. «У меня была только одна дочь – Манон...» – «Помилуй, Альма, а две дочери от Малера!» – «Ах, эти... полукровки…» Такими высказываниями она нередко шокировала знакомых. Более того, связь с Верфелем привела ее в эмиграцию, во Францию, затем – в Америку, в среду немецких и австрийских интеллектуалов-антифашистов, по большей части опять же евреев. Она же сама была не только антисемиткой, но, очевидно, и большой поклонницей Гитлера: в дневниках ее можно найти немало восхищенных высказываний о «фюрере». Есть эпизод ее жизни, заслуживающий отдельного рассказа. Малер завещал Альме рукопись партитуры «Третьей симфонии» своего учителя Антона Брукнера. Гитлер же, еврея Малера исполнять, разумеется, запретивший, к Брукнеру питал почтение необыкновенное, уступавшее разве что его любви к Рихарду Вагнеру (из «теоретических» писаний которого он не в последнюю очередь и почерпнул свои юдофобские воззрения). После «аншлюса» Австрии в 1938 году германские власти начали скупать брукнеровские реликвии, «министерство пропаганды» вступило по этому поводу в контакт с уже бежавшей во Францию Альмой. Увы, дело было организовано плохо. Когда Альма с манускриптом Брукнера под мышкой заявилась в немецкое посольство, чиновники еще были не в курсе. Добежав до Америки, Альма вновь вступает в контакт с официальными лицами вроде как преследующего ее режима, но заламывает такую цену, заплатить которую бережливые чиновники Третьего рейха, уже развязавшего к тому времени Вторую мировую войну, отказываются. Сохранилась любопытнейшая переписка официальных инстанций. «В случае г-жи Малер-Верфель речь идет о более или менее неарийской эмигрантке [«более или менее» – формулировка, что ни говори, замечательная!], выплачивать которой подобные суммы в валюте мы не видим возможности». Так сделка с «фюрером» не состоялась, но она к ней была готова. Как объяснить все это? Человек соткан, конечно, из противоречий, противоречия же и делают его, наверное, несчастным. Счастливой Альма, по-видимому, бывала редко и других счастливыми явно не делала. Но странным образом для их творчества связь с ней оказывалась продуктивной. Малер под конец жизни вообще не мог писать музыку, если ее не было рядом. Верфеля она запирала на ключ, заставляя писать романы – и в Европе, и в Америке имевшие, кстати, необыкновенный, в том числе и коммерческий, успех. Сама же она писать не умела. Мемуары, в конце жизни (умерла она в 1964 году в Нью-Йорке) составленные ею на основе ее дневников, кажутся неумелыми и неискренними; вполне верить им, конечно, не следует. Все антисемитские записи были ею, понятное дело, вычеркнуты – тем больший эффект, уже в наше время, произвела частичная публикация оригиналов, сделавшихся доступными биографам. Мифы, впрочем, живучи. Миф Альмы, до конца своих дней разыгрывавшей роль «великолепной вдовы» и «вдохновительницы гениев», никакими новыми фактами уже, наверное, поколеблен не будет. Алексей Елецкий Опубликовано: Октябрь, 2008 Рубрика: Чтение [/more] http://www.krestyanka.ru/archive/year2008/oct/oct_264.html
Ответов - 3
Jenny: МУЗА ДЕВЯТИ ТВОРЦОВ 13 сентября 1940-го года группа людей - интеллигентных и, преимущественно, немолодых, - выехав из Перпиньяна, пешком пробиралась лесными горными тропами через французско-испанскую границу. Можно было подумать, что эти люди отправились на пикник в ясный сентябрьский день, если б не были они столь нервно-напряжены, не опасались бы так встречи с петэновскими пограничниками, да и если б не баулы-чемоданы в их руках. Особенно громоздко-неподъемные чемоданы волочила 60-летняя дама, ни за что не соглашаясь расстаться со своей тяжелой кладью, как ни уговаривали ее спутники. Что делать! Пришлось помогать. А спутниками дамы были не какие-нибудь праздные господа, но мировые знаменитости, лучшие писатели Германии - Генрих Манн и его жена Нелли, их 30-летний племянник Голо Манн, сын великого Томаса Манна и сам уже известный поэт и критик, поэт и романист Франц Верфель (муж той самой дамы с чемоданами), а также художник Марк Шагал, которого американский журналист Вэриан Фрай (он-то и организовал бегство в Новый Свет деятелей европейской культуры, преследуемых нацистами и спас, таким образом, около 2000 человек) вызволил из вишистского концлагеря, подкупив французских охранников. Из Испании вся группа, беспрестанно дискутирующая по-немецки на политические темы (Франц Верфель был социалистом, Генрих Манн придерживался либеральных взглядов, а его племянник увлекся коммунистическими идеями), перебралась в Португалию, откуда пароходом отправилась в Нью-Йорк. И лишь там выяснилось, что жена Верфеля Альма везла в своих чемоданах не наряды и драгоценности, не золото и хрусталь, а совсем другое золото: рукописи партитур и письма своего первого мужа - гениального австрийского композитора Густава Малера. Так оригиналы малеровских симфоний оказались в Америке. "Образом-символом в истории ХХ-го столетия" назвал Альму Малер-Верфель ее биограф Берндт Весслинг. А ведь она всего-то влюблялась в талантливейших людей своего времени, многими была любима, с другими оставалась в дружбе: была женой гения мирового симфонизма Густава Малера, после его кончины вышла замуж за одного из крупнейших архитекторов Вальтера Гропиуса (основателя и первого директора берлинского "Баухауза", а позднее, уже в Америке, спроектировавшего комплекс зданий Гарвардского университета), а затем, после развода с Гропиусом, стала женой одного из значительнейших немецкоязычных писателей столетия Франца Верфеля. Да, Альма не возглавляла государства или правительства, как Елизавета II, Индира Ганди или Голда Меир, не вершила судьбы народов, она не придумала восьмомартовский праздник и не была старейшим депутатом рейхстага, как Клара Цеткин, не звала народ на баррикады, как Роза Люксембург, не была дипломатом, как Александра Коллонтай, не пришлось ей быть ни подпольщицей, ни разведчицей, она не летала в космос первой из женщин, как Валентина Терешкова. Она не открыла полоний и радий, как Склодовская-Кюри, не изобрела пенициллин. Дочь художника - известного в Австрии пейзажиста Эмиля Якоба Шиндлера, - она не писала картин, не создавала эпохальных статуй, как Вера Мухина (однако, отличным скульптором стала ее дочь, Анна Малер). Правда, Альма сочинила несколько тетрадей песен для голоса и фортепиано на стихи Гельдерлина, Гейне и Рильке, но композиторское ее творчество весьма скромно, а по языку и образам полностью принадлежит романтическому XIX столетию. А она и сформировалась в том самом романтическом столетии - Альма Шиндлер родилась в 1879-м, то есть к началу бурного ХХ-го века она была уже совершеннолетней девушкой, великолепно образованной, начитанной, с редким художественным чутьем. Она считалась красивейшей и обаятельнейшей девушкой Вены, хотя в огромном городе, столице необъятной империи, к тому времени именовавшейся Австро-Венгрией , не было недостатка в юных прелестницах. В 13 лет Альма осталась без отца, и мать вскоре вышла замуж за другого художника - Карла Молля. Между отчимом и падчерицей так и не возникло взаимопонимания: Карл Молль уже в те времена был яростным антисемитом, в дальнейшем он осуждал все браки и увлечения Альмы, ненавидел ее друзей, мужей, а в конце 30-х, когда его падчерица с двойной фамилией (и обе фамилии - еврейские!) от нацистов бежала, сам стал членом партии Гитлера. В мае 1945-го Карл Молль покончил с собой вслед за своим кумиром. Но тогда, в 90-е, юная Альма, обладавшая несомненным дарованием, училась у известного музыканта - замечательного дирижера и педагога Александра Цемлинского. У Цемлинского же в те же годы брал уроки композиции и Арнольд Шенберг, крупнейший композитор ХХ века, создатель додекафонного метода сочинения музыки, один из столпов экспрессионизма. Арнольд Шенберг вскоре сам стал преподавать и оказался первоклассным педагогом. Его первые венские ученики (позднее - с 1908-го года - он преподавал в Берлине, откуда и был изгнан нацистами, затем до конца жизни работал в Лос-Анджелесе) - Альбан Берг и Антон Веберн - и составили вместе с их учителем Шенбергом и Александром Цемлинским ту группу, которая вошла в историю музыки как Новая венская школа. Но Цемлинский оказался в тени своего ученика и зятя (Шенберг женился на его сестре Матильде). С Шенбергом и Бергом Альма оставалась дружна до их кончины. Последнее создание Альбана Берга, его Скрипичный концерт - одно из лучших произведений этого жанра в ХХ веке - посвящен памяти дочери Альмы от второго брака Мадлен Гропиус - талантливой скрипачке, умершей в 17-летнем возрасте. Вскоре, в 1935-м, Альма была уже на похоронах Берга в Вене. В 1942-м она хоронила в Нью-Йорке своего учителя и свою первую любовь Цемлинского, а в 1951-м в Лос-Анджелесе провожала в последний путь Шенберга. Шенберг и Берг были ее друзьями, но влюблена Альма была в своего учителя Александра Цемлинского. Автор десятка опер и многих сильных оркестровых и камерных сочинений экспрессионистского накала, дирижер венского "Карлстеатра", а затем Народной Оперы, Александр Цемлинский, уроженец Вены - воплощение национальной и конфессиональной пестроты Империи. Его дед Антон Землинский, венгерский еврей из города Жолно (сейчас это Словакия) принял католицизм и женился на коренной австриячке, а мать была дочерью еврея-сефарда из Сараево и боснийки-мусульманки. Отец Александра, Адольф, писавший стихи и пьесы по-немецки, заменивший в своей фамилии “S” на “Z”, решил вернуться к религии предков - иудаизму, что по тем временам было редкостью. Надо же: немецкий писатель, австрийский подданный, родившийся католиком, вновь становится евреем! Все ассимилированные венские евреи наоборот, наперегонки переходили в католицизм. Александр также оставался иудеем, в конце 30-х эмигрировал из Вены в США и умер в 1942-м в Нью-Йорке. Его недолгий роман с Альмой Шиндлер перерос в творческую дружбу, которую скрепляло преклонение Цемлинского, как и всех нововенцев, перед Густавом Малером, жену которого они почитали своей музой. Еще раньше предметом девичьих воздыханий Альмы Шиндлер стал знаменитый живописец Густав Климт, семнадцатью годами старше Альмы, друг ее отца и однокашник отчима, обаятельный бородач, создатель великолепных декоративно-орнаментальных чувственно-эротических полотен, покоритель многих дамских и девичьих сердец. Венские сплетники уже вовсю распускали слухи о любовной связи маститого художника и юной дочери Оскара Шиндлера, но Густав Климт, видимо, "привычке милой не дал ходу", хотя не избежал чар умной и обаятельной девушки: портретное сходство с Альмой заметно во многих картинах Климта, особенно на библейские сюжеты. Вдруг происходит неожиданное: в 1900-м году Альме Шиндлер, первой красавице Вены, делает предложение сорокалетний директор Придворной оперы, дирижер и композитор Густав Малер. И Альма принимает это предложение. Вот уж изощрялись фельетонисты бульварных газет и листков светской хроники вроде "Wiener SalonblДtter“, варьируя мотив „красавица и чудовище“! Хотя Малер вовсе не был ни чудовищем, ни уродом, но представлял полную противоположность своему тезке Климту, белокурому бородатому добродушному флегматику-верзиле: тщедушный, небольшого роста с крупной головой и огромным лбом, с ярко выраженными семитскими чертами, импульсивный, нервный, холерического темперамента и, вопреки тогдашней моде, безбородый. Их брак, конечно, не был мезальянсом - ведь и Альма не из аристократов происходила. Они оба принадлежали к той же художественно-артистической среде. Но Альма Шиндлер была природной венкой, тогда как Малер - еврей из чешской деревеньки. Хоть он был уже знаменит, и занимал высокий пост, ради которого сменил религию предков на католическую, но венский бомонд - и дворянско-аристократический, и богемно-артистический, считал его выскочкой, евреем и провинциалом. Нет сомнения, что Густав Малер безумно любил Альму, которая стала ему и другом, и помощницей. Тому свидетельство - множество писем Малера к жене, ею же и сохраненные. Письма, действительно, и любовные, и дружеские, и профессиональные. Видимо, Альме был интересен разбор опер, симфоний, песенных циклов, новых стихов, философских книг, дирижерских приемов и манер, раз Малер посвящает этому многие страницы. Вот он пишет из Берлина: "Милая Альмшли! Сердечко мое! Я сижу за тем же самым столом, за которым сидел примерно четыре года назад, бомбардируя тебя ежедневными письмами, и замечаю, что мои чувства с тех пор не изменились. С такой же радостью и любовью возвращаюсь я мыслями к тебе и с такой же радостью говорю тебе об этом. У Штрауса вчера было очень мило; однако нельзя не почувствовать в нем некоторой холодности и высокомерия. Впрочем, он подарил мне свою последнюю печатную работу (трактат об инструментовке); все же она будет для тебя очень интересна, и из нее ты многое узнаешь. Дарю тебе ее для твоей библиотеки. Затем он обещал мне партитуру "Саломеи", которую я тоже предназначаю для тебя." Далее Малер разбирает оперу Рихарда Штрауса, потом сообщает, что "завтра - Лейпциг, а послезавтра - Бусси, Путци, Гуки (дочери Малеров), ванна, завтрак, а потом как можно скорее на службу, потому что предстоит сумасшедшая работа". Но вот любила ли Альма своего мужа? Несомненно, она высоко его ценила и разглядела в нем великого творца еще тогда, когда над симфониями Малера публика и критика потешались. Конечно, она стала превосходной помощницей мужу - и советчицей, и домохозяйкой, и экономкой, и переписчицей нот. Но она не была верной женой - ее связь с молодым архитектором Вальтером Гропиусом началась на одном из курортов еще при жизни Малера, как и бурный роман с художником-экспрессионистом Оскаром Кокошкой (еще одно великое имя в истории искусства!). Да, верной женой Альма не была, но зато стала преданной вдовой. Этой преданности памяти Малера не выдержали ни Кокошка, любивший Альму до конца жизни и запечатлевший ее в гениальном полотне "Невеста ветра", ни сдержанный, благовоспитанный Гропиус. Альма окружила себя портретами и бюстами Густава Малера, добивалась от дирижеров - преемников Малера на посту дирижера Венской Оперы (Феликса Вейнгартнера, Бруно Вальтера, того же Александра Цемлинского) - исполнения симфоний своего покойного мужа. В разгар Мировой, 1-ой еще войны, Альма Малер вышла замуж за Вальтера Гропиуса, когда пришла весть (оказавшаяся ложной) о гибели на русском фронте Оскара Кокошки. Но расстаться с Веной и отправиться за вторым мужем в Берлин Альма отказалась. Брак с Гропиусом вскоре распался - Вальтер отправился в Германию Веймарской конституции один, где занялся грандиозным проектом новой художественной академии, как раз в Веймаре (затем она была переведена в Дессау), получившей название "Баухаус". Вальтер Гропиус, назначенный директором "Баухауса" стал отцом архитектурного конструктивизма (один из памятников этого направления - улица Алленби в Тель-Авиве, здания которой которой проектировали ученики Гропиуса). В 1934-м нацисты закрыли "Баухаус", и Гропиус эмигрировал, хотя он не был евреем и ему ничего не угрожало. В США Гропиус преподавал в Гарвардском университете, корпуса которого сам спроектировал. Он умер в Бостоне в 1969-м, пережив Альму на 5 лет (а был четырьмя годами ее младше). Дочь Вальтера и Альмы Манон Гропиус, девочка редкой музыкальной одаренности, но болезненная, осталась с матерью в Вене. Она прожила 17 лет и умерла от туберкулеза. Ее памяти - "памяти ангела" - и посвящен Скрипичный концерт Альбана Берга, оказавшийся лебединой песнью композитора. И вот тогда, в начале 20-х, в жизни Альмы появляется новое лицо - поэт и драматург Франц Верфель. Еврей из Праги, писавший по-немецки (как и Франц Кафка, и Макс Брод - его друзья, хотя сумрачный Кафка отзывался о "жизнерадостном толстяке Верфеле" снисходительно-иронически ), Верфель начинал как поэт-экспрессионист. Первый сборник его стихов "Weltfreund" ("Друг человечества") вышел в венском издательстве в 1911, в год смерти Густава Малера. В своих мемуарах Альма писала, что ее еще тогда поразила удивительная близость поэтических откровений молодого поэта идеям ее покойного мужа, такая же способность к сопереживанию и такая же малеровская вселенская ироничность: Тебе родным быть, человек, моя мечта! Кто б ни был ты - младенец, негр иль акробат, Служанки ль песнь, на звезды ли с плота Глядящий сплавщик, летчик иль солдат. (перевод Бориса Пастернака) К концу войны Верфель (как и Кокошка, и Берг, и Гашек он воевал солдатом на русском фронте и возненавидел военщину и все австрийское государство) становится очень известным и популярным в левых - антимилитаристских, социалистических, анархистских, антигабсбургских и богемных кругах - журнал "Акцион" даже полностью посвящает его стихам и драмам отдельный номер в 1916-м году. И сорокадвухлетняя Альма Малер, статная красавица, влюбляется в обаятельного толстяка, который младше ее на 11 лет и на голову короче, встретив Верфеля в одной из венских гостиных, куда поэт, раненый полицейской дубинкой, забрел после разгона демонстрации анархистов. Да, Верфеля все интересовало (вот она, еврейская сущность!) - он изучал кабалу, увлекался эсперанто, фрейдизмом, был масоном, социалистом, анархистом. Правда, сионистом, в отличие от своего друга Макса Брода. не стал. В сущности. он идейный космополит, хотя сочувствует всем - чехам (драма "Царство Божие в Чехии"), католикам ("Песнь о Бернадетте"), армянам ("Сорок дней Муса-Дага", об "исходе" группы армян из Турции в 1915-м году, в период геноцида, ведь и сама гора Муса-Даг - это "гора Моисея), своим соплеменникам евреям (драма "Путь предвестья" и роман "Услышьте глас" - обработки танахических сюжетов). В 1924-м Верфель издал самый, пожалуй, известный свой роман - о жизни Джузеппе Верди, в котором полемически противопоставил человеческое искусство итальянского оперного композитора напыщенной вагнеровской драме. В тот же год Франц организовал концерт из произведений Альмы Малер-Верфель - он первый из всех ее возлюбленных (кроме, наверное, Цемлинского) заинтересовался ее собственным творчеством. Густав Малер тоже, конечно, признавал одаренность своей жены (он ведь и познакомился с ней, экзаменуя учеников Цемлинского), но заявлял, что в семье может быть только один композитор. Кокошка и Гропиус относились к сочинительству Альмы как к дамской причуде. Годы жизни с Верфелем, хотя и трагические (смерть дочери, преследования нацистов, эмиграция), все же, были счастливыми для любящей и любимой Альмы. Верфель умер от сердечного приступа в Нью-Йорке в 1945-м. Ему было 55 - чуть больше, чем Густаву Малеру в год его смерти. Альма пережила третьего мужа на 19 лет. Она похоронила двух дочерей (Марию Малер, умершую трехлетней от дифтерита и Манон Гропиус), двух мужей, очень многих друзей, которые считали ее своей музой - Цемлинского, Берга. Шенберга, Генриха Манна а через 5 лет и его брата Томаса, Лиона Фейхтвангера. Альма Малер-Верфель умерла в 1964-м в Нью-Йорке. Ей было 85. Она дожила-таки до настоящего ренессанса музыки Густава Малера (чему немало способствовала). Ее хоронила вся эмигрантская еврейско-немецкая, австрийская и русская артистическая Америка - философ Теодор Адорно и композитор Игорь Стравинский, ее дочь, скульптор Анна Малер, бывший муж, основатель Баухауса и создатель Гарварда Вальтер Гропиус, от фамилии которого она отказалась. Она не была чеховской "душечкой", но искренне любила и понимала великих художников и стала символом эпохи последних гуманистов ХХ века. ПАВЕЛ ЮХВИДИН
Jenny: http://www.literarische.de/04-2/hilmes-.htm
Серёга:
полная версия страницы